ССЫЛКИ

Кого выбирают потомки?

Усам Байсаев, специально для Prague Watchdog
Осло

Интересно, какие имена дня сегодняшнего отложатся в памяти потомков? Что о нем, то есть о времени, напишут российские историки, вроде бы понятно. Уже пишут и примерно то же, что о Кавказской войне 150-летней давности. Она, как поведали нам когда-то ученые мужи, стала следствием политики враждебных держав. Мутили воду, понятное дело, и местные религиозные фанатики, авантюристы. Народ верил им, потому что был поголовно безграмотным. "Воспитание" оказалось кровавым и долгим, но в целом довольно прогрессивным. Чеченцы приобщились к великой культуре, открыли для себя мир, а себя – миру…

Такое объяснение природы войны на Кавказе придумали еще при царизме. Слегка отретушировав в духе коммунистической идеологии, этой схемой пользовались и советские историки. В ходу она и сейчас. Причем ее, как лассо, пытаются накинуть теперь и на события последнего десятилетия.

Будучи по духу имперской, эта трактовка не могла не определить цель России в регионе иначе как цивилизаторскую. Несла ведь свет в темные, погрязшие в невежестве и предрассудках горные ущелья! И поэтому кто сопротивлялся, был изначально хищником, злодеем или реакционером. Это то, что говорилось о противниках прошлого. Нынешние именуются не лучше: бандиты, террористы, исламисты.

С врагами все понятно, их никто никогда не жалеет. Ни словесно, ни, разумеется, физически. Но рядом с уничижительными кличками в реляциях и донесениях, различного рода рескриптах, зачастую шли и подлинные имена этих людей. "Хищник Бейбулат со своей партией…", к примеру. Или "призывающий в мечетях к газавату лжепророк Кази-мулла". Пусть и так, но их имена отпечатались в исторических документах, не были забыты.

Среди кавказцев Россия и тогда имела немало союзников. В ее войсках состояли целые подразделения из местных жителей, так называемые иррегулярные части. Чеченские в том числе. Толмачи опять же или проводники, не говоря уже о вечной нашей беде – доносчиках. Где они, почему не знаем поименно, чтобы оценить величие совершенных ими дел?..

В исторических трудах о них не говорится почти ничего. Известно всего с десяток фамилий людей, которые, вопреки обычаям и традициям, религии, в конце концов пошли на сотрудничество с завоевателями, с теми, кто разорял и изгонял с родной земли единокровных по сути братьев. Так вот, если они где-то и упоминаются, то очень скупо и сухо. Иногда под одним обобщенным наименованием. "Горской милиции", например. Или "сволочей", как в воспоминаниях у генерал-карателя Алексея Ермолова.

Мне кажется, что здесь нет противоречия. Достойного, упертого врага всегда уважали и уважают до сих пор. Часто с ненавистью пополам. Подвластные чужой воле, зависимые, те, кто готов исполнить любую прихоть или любой приказ, - они глубоко не интересны даже тем, кому служат. В отличие от первых, погибавших в боях, повешенных или расстрелянных уже после войны, многие из них сумели закончить жизнь в сытости и достатке. Их имена если и появляются, то, как правило, лишь в документах о наделении отнятой у соплеменников землей.

Исчезнув в тумане истории, не оставив в ней следа, эти люди совершили самый большой свой подвиг. Перед прямыми, разумеется, потомками. Знал семью, в которой все молодые мужчины участвовали в первой войне. Они не являлись восторженными сторонниками чеченской независимости. Просто еще в детстве были затюканы сверстниками из-за деда, в 30-х годах заработавшего репутацию сексота. Война дала им возможность очистить себя не от своего прошлого, встать вровень с другими.

Не проживи дед так много, то его "дела", скорее всего, стерлись бы из памяти людей. Забылись бы вместе с ним самим, а мои знакомые – его потомки – были бы более свободны в своем выборе. Могли пойти на войну, а могли и отсидеться – все зависело бы от них самих, от их желаний и личных убеждений.

Память людей – это не труды по истории, написанные путем изучения и анализа согласно утвердившейся в государстве идеологии какого-то количества официальных бумаг. Она отталкивается от эмоций, от переживаний многих тысяч женщин и мужчин, стариков и детей. В ее основе почти всегда нелогичный вроде бы, но такой человеческий принцип отбора – "свой" или "чужой".

Свой – это тот, кто был рядом, на этой стороне, когда в тебя стреляли, когда избивали или всего лишь унижали. Чужой, соответственно, тот, кто находился по другую линию баррикад. Вместе с теми, кто все это творил.

Но память не беспредельна. Это не тонны или километры бумаги, которые можно заполнить мельчайшими подробностями, а потом расфасовать и запихнуть на полки или в подвалы какого-нибудь архивного учреждения. Место ее базирования – голова человека, неспособная при всем желании вместить многого. Поэтому из нее выбрасывались отрицательные персонажи, "чужие". Освободившееся место почти всецело занимали "свои" и их мифологизированные порой поступки.

Тот же абрек Зелимхан явился в свое время причиной несчастий многих людей. Он убивал представителей царской власти, а в итоге страдали простые чеченцы и ингуши. Были сосланы целые села, в которых он останавливался лишь на ночлег. Карательная практика российского государства и тогда мало отличалась от нынешней: ударить по невиновному с тем, чтобы возбудить ненависть к сопротивляющимся, сделать их борьбу бессмысленной и непопулярной, – это ее отличительная черта. В итоге доведенные до отчаяния репрессиями властей некоторые из местных жителей приняли участие в поимке абрека. Он был убит, что на время позволило людям вздохнуть спокойнее.

Прошли, однако, годы, и горе, что Зелимхан доставил землякам, как-то стерлось из памяти. Остались воспоминания о его мужестве. Он же был по одну сторону с караемыми! Одного этого оказалось достаточно, чтобы имя абрека восхищало соотечественников и через десятилетия. Имена же его преследователей-чеченцев забылись и, кроме тех же историков, мало кто сегодня сумеет их вспомнить.

Впрочем, век информационных технологий и поголовной, хотя бы на уровне чтения и письма, грамотности грозит опрокинуть историю как имперскую науку и память людей как вместилище только положительных образов. Вряд ли тот, кто захочет, чтобы о его деяниях скорее забыли, добьется этого по-настоящему. Интернет с его невозможностью цензуры и рихтовки чего-то неудобного через мобильные телефоны осел в карманах жителей Чечни. Это своего рода хард-диск к каждой голове. Можно будет помнить и "чужих" вместе со "своими".

P. S. Наткнулся в интернете на "плач Ярославны" – обращение Исы Ямадаева к Президенту Российской Федерации. Подумал, не понимает человек, что уже не интересен прежним работодателям. Но увидев в ряду перечисляемых им людей Наташу Эстемирову, переменил мнение. Все он прекрасно понимает. Поэтому, спасая себя, не постеснялся опереться на другое, более значимое для людей имя. Имя той, которая расследовала преступления его самого и его братьев и публично о них говорила…
Иллюстрация взята с сайта "Абрек Зелимхан Харачоевский".

(P,M)