ССЫЛКИ

Иранская перспектива для Северного Кавказа (часть 1)

Сергей Давыдов, специально для Prague Watchdog
Санкт-Петербург

В разгар последних событий в Иране на сайте "Центра стратегических исследований Чеченской Республики" был помещен безымянный материал, в котором делалась попытка анализа происходящего в соседней стране. Грубые фактические ошибки, которыми изобилует заметка, сами по себе не представляли бы интереса, если бы не было оснований полагать, что материал отражает мнение нынешних чеченских властей и тех публицистов, услугами которых они пользуются. Например, в заметке утверждается, что президент Ирана Махмуд Ахмадинежад участвовал в захвате американского посольства в 1979 году; в свое время заявления ЦРУ с опровержением этой информации получили широкую известность, а из воспоминаний людей, бывших в гуще событий, мы знаем, что в тот период Ахмадинежад предлагал вместо американского захватывать советское посольство. Кроме того, автор заметки не счел нужным навести справки о политическом устройстве Исламской Республики Иран, в результате чего картина была значительно искажена — во главе Совета по охране конституции был поставлен не его секретарь аятолла Ахмад Джаннати, но лично рахбар (верховный руководитель Республики) аятолла Хаменеи.

Интерес, который проявляют к происходящему в Иране северокавказские аналитики, показателен. Несмотря на поверхностный характер анализа, который в данной статье выразился в неуместных сравнениях произошедшего с "цветными" революциями на постсоветском пространстве, само стремление вписать иранские события в контекст политической жизни постсоветских обществ говорит о том, что перемены в этой стране не воспринимаются изолированно от политических процессов в странах бывшего СССР, в том числе в Северокавказском регионе. Однако, как представляется, сходство усматривают не там, где его можно было бы видеть. То, что происходило в последние недели на улицах Тегерана и других городов Ирана, представляет собой возможный сценарий развития событий на Северном Кавказе через несколько десятилетий. Впрочем, вероятность такого сценария вряд ли заметно отклоняется от нулевых величин.

В публикациях на русском языке, посвященных последним событиям в Исламской республике, общим местом стало сравнение их с "цветными революциями" в Грузии и на Украине. Дело доходило до того, что Мир Хусейн Мусави, считавшийся в свое время одним из "крайних" сторонников линии имама Хомейни, известный апологет государственного регулирования в экономике, был записан в число "праволиберальных проамериканских политиков". Само появление таких текстов неумолимо свидетельствует о серьезном кризисе, который переживает российское востоковедение, более не способное донести до широкой аудитории адекватную с научной точки зрения информацию о предыстории нынешнего иранского противостояния.

Итак, какое значение могут иметь иранские события для Северного Кавказа и что за ними стоит?

Лучшим ответом на нелепые ассоциации с грузинскими и украинскими событиями, которые регулярно всплывали в публикациях иранских государственных СМИ, могут служить слова аятоллы Годратуллы Алихани — депутата Меджлиса, известного своими резкими выступлениями против социальной политики действующего президента. 16 июня, сразу после начала массовых протестов против предполагаемой фальсификации результатов президентских выборов, Алихани так отвечал сторонникам Махмуда Ахмадинежада в парламенте: "в исламском Иране никто не смеет помышлять о бархатной революции, что за чушь? Все мы дети исламской революции, начиная с нашего вождя рахбара аятоллы Хаменеи и заканчивая аятоллой Хашеми-Рафсанджани, о котором имам Хомейни говорил, что пока жив Хашеми, жива революция".

На внешнем уровне поводом для массовых выступлений последних недель стали широкомасштабные фальсификации результатов президентских выборов, состоявшихся 12 июня. Тем не менее, было бы наивно считать, что недовольство иранцев исчерпывается только этим. Популистский экономический курс президента Ахмадинежада (выражавшийся, кроме всего прочего, в значительном увеличении расходов на инфраструктуру периферийных районов — в государственном бюджете 2006/2007 годов объем затрат на эти цели был увеличен на 180 %, а также в кампании по распределению акций государственных корпораций среди неимущих слоев населения) привел к значительному росту инфляционного бремени — если, по оценкам Центрального банка Ирана, средний уровень инфляции в прошлом году составлял около 17 %, то независимые эксперты называют цифры намного выше. Постоянный рост цен на продукты первой необходимости — реальность, в которой вынуждены жить миллионы иранцев. Стоит добавить, что несмотря на популистские лозунги правительство Ахмадинежада оказалось неспособным справиться с безработицей, размеры которой оцениваются в 25 % трудоспособного населения. Обозреватели отмечали, что даже в деле ликвидации последствий стихийных бедствий (например, землетрясения, произошедшего в сентябре прошлого года близ города Бандар-Аббаса) правительство проявляет удивительную некомпетентность.

Подобная неспособность государственного аппарата справиться с решением повседневных задач может быть вызвана широкомасштабными перетрясками в штате основных министерств, которыми сопровождался приход к власти президента Ахмадинежада в 2005 году. В отличие от своих предшественников, Махмуд Ахмадинежад не ограничился регулярной сменой кабинета министров — были уволены тысячи старых специалистов, места которых заняли "новые люди" родом из Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Фактически КСИР представляет собой профессиональную армию, существующую наряду с регулярными вооруженными силами Исламской республики. Одна из причин существования в Иране параллельных вооруженных сил — глубокое недоверие аятоллы Хомейни к старой иранской армии, среди офицерского состава которой было немало тайных сторонников прежнего режима.

В последние годы обозреватели не раз отмечали растущее политическое и экономическое влияние Корпуса стражей. КСИР сегодня не имеет ничего общего с той же организацией двадцати-тридцатилетней давности. Еще до прихода к власти президента Ахмадинежада, которого многие обозреватели и сами иранцы представляют выдвиженцем Корпуса стражей, отношения между главой режима аятоллой Хаменеи и "стражами" характеризовались как негласное взаимовыгодное сотрудничество: учитывая значительные пробелы в религиозном образовании Хаменеи и его невысокий авторитет как теолога, Корпус стражей обеспечивал главе государства политическую поддержку, получая взамен все новые привилегии в политической и экономической областях. Избрание на президентский пост Махмуда Ахмадинежада стало логическим завершением этого процесса. Кроме прямой инфильтрации во властные структуры (из 21 члена действующего кабинета министров 14 человек — бывшие офицеры Корпуса, в состоящем из 290 депутатов меджлисе "фракция КСИР" насчитывает 80 человек), предоставленные КСИР привилегии закрепили прямой или косвенный контроль этой организации над значительной частью экспорта нефти и рядом других секторов экономики, от медицинской отрасли до туризма. Символом "нового человека" из КСИР стал мультимиллионер и близкий друг Ахмадинежада Садег Махсули, состояние которого в свое время вызвало скандал в меджлисе и послужило препятствием для его назначения на пост министра нефтяной промышленности. Тем не менее в ноябре прошлого года новый состав меджлиса утвердил кандидатуру Махсули на пост министра внутренних дел, и, по мнению многих иранцев, не кто иной, как Махсули, исполняет роль организатора масштабных фальсификаций, благодаря которым Махмуд Ахмадинежад и был фактически назначен на пост президента.

Именно широкое недовольство экономической политикой правительства Ахмадинежада и негативное отношение к захвату власти выходцами из КСИР и стали причиной манифестаций последних недель. Сами участники протестов характеризуют происходящее как "государственный переворот". Очевидно, что если речь идет о перевороте, то направлен он на подрыв государственной системы, основы которой были заложены еще аятоллой Хомейни. Действительно, основатель Исламской республики в своем политическом завещании прямым текстом предостерегал бойцов Корпуса от вмешательства в политическую жизнь страны: "Я самым настойчивым образом даю вооруженным силам, военным наказ не участвовать в деятельности партий и группировок. Абсолютно все представители вооруженных сил, будь то армия, полиция или КСИР, не должны вступать ни в какие партии и группировки. Держитесь подальше от политических интриг.(...) Поскольку дело революции - это дело всего народа, а ее сохранение — забота всех и каждого, патриотический и исламский долг правительства, народа, Совета обороны и Собрания Исламского Совета заключается в том, чтобы противодействовать представителям вооруженных сил, будь то командиры, высшие офицеры или рядовые солдаты, когда они задумают осуществить какую-нибудь акцию вопреки интересам ислама или захотят вступить в одну из партий, что легко может привести к моральному падению, или же решат участвовать в политических интригах. Руководитель страны или Руководящий совет должны решительно пресекать такие попытки, чтобы уберечь страну от неприятностей".

Несоответствие нынешней политической ситуации последней воле имама Хомейни было замечено не вчера. Более года назад внук основателя Исламской республики Хасан Хомейни процитировал этот отрывок из завещания деда, указывая на нежелательность участия военных в парламентских выборах. Результатом стала беспрецедентная кампания травли Хасана Хомейни в государственных средствах массовой информации. Прекращена она была лишь после недвусмысленного предостережения другого члена клана Хомейни, внучки имама Захры Эшраги, которая заявила, что в случае продолжения нападок семья Хомейни будет вынуждена обнародовать некую информацию, которая нанесет ощутимый урон неназванным "влиятельным лицам". Стоит отметить, что как Хасан, так и Захра Эшраги придерживаются достаточно либеральных взглядов: первый в одном интервью приписывал деду намерение учредить в Иране аналог двухпартийной системы американского типа (сам факт упоминания американской политической системы в качестве образца показателен), вторая выступала с заявлениями о необходимости отмены обязательного ношения хиджаба.

Таким образом, в сознании протестующих борьба за демократические ценности ассоциируется с защитой истинных идеалов исламской революции и государственной системы, основанной покойным аятоллой Хомейни. Подтверждений тому немало: в своих выступлениях и интервью лидеры оппозиции и представители духовенства (Мусави, Карруби, интервью великого аятоллы Мусави-Ардебили и пр.) делятся воспоминаниями о периоде борьбы против шахской тирании и дают понять, что массовые акции протеста, последовавшие за оглашением официальных результатов выборов, представляют собой продолжение "дела имама Хомейни". Сама фигура Мир Хосейна Мусави, "премьер-министра имама", символизирует эту преемственность.

Было бы наивно полагать, что основной вопрос нынешней борьбы за власть — занятие тем или иным лицом поста президента ИРИ. Как известно, подлинным "президентом" страны (в российском и американском понимании этого термина) является верховный руководитель (рахбар) — именно он, согласно действующей конституции, возглавляет вооруженные силы и КСИР, контролирует государственные средства массовой информации и может, по представлению меджлиса, сместить главу исполнительной власти. Половина членов Совета по охране конституции, высшего органа государственного управления, обладающего абсолютным правом вето на принимаемые меджлисом законопроекты, также назначаются рахбаром, а кандидатуры другой половины вносятся в меджлис по представлению главы судебной власти, назначение которого — также в компетенции верховного руководителя. Полномочия президента существенно ограничены и меджлисом — если умозрительно "снять" надстройку в виде рахбара и Совета, политическая система Ирана может быть охарактеризована как президентско-парламентарная республика со значительными элементами парламентаризма. В отличие, например, от Государственной думы РФ, депутаты меджлиса имеют право отправить в отставку любого члена возглавляемого президентом кабинета министров или весь кабинет. До недавнего времени большинство в меджлисе было на стороне Ахмадинежада; впрочем, в результате последних событий уже наметился переход на сторону оппозиции части депутатов консервативного направления, связанных с верхушкой духовенства (так называемой кумской элитой).

В данном контексте уместным выглядит прогноз главного редактора персидской службы канала "Аль-Арабия" Наджаха Мухаммада, сделанный им в интервью персоязычному телевидению "Голоса Америки". По мнению Мухаммада, затянувшееся противостояние в Иране может привести к расколу правящего класса на две политико-религиозные школы (мактаба). Первую составят сторонники рахбара Хаменеи и президента Ахмадинежада, аятолла Месбахе-Язди и ряд близких к дому Хаменеи религиозных деятелей. Этот мактаб фактически стремится уничтожить основанное Хомейни государство и установить в стране военно-полицейский режим латиноамериканского типа с опорой на КСИР и "басиджей" (добровольческий корпус при КСИР).

"Мактабу Хаменеи" будет противостоять "школа имама Хомейни" во главе с Мир Хосейном Мусави, Мехди Карруби, возможно, Хашеми-Рафсанджани и рядом реформистски и консервативно настроенных религиозных деятелей. В идейном плане этот мактаб будет опираться на наследие аятоллы Хомейни, в политической жизни его сторонники будут отстаивать ценности демократии и прав человека (как они их понимают).

Подобное разделение выглядит неожиданно лишь для внешнего наблюдателя. Стоит напомнить, что требование установления в Иране исламской республики стояло лишь на третьем месте в числе лозунгов иранской революции 1978-79 годов ("Независимость!", "Свобода!", "Исламская республика!"). У большинства специалистов не вызывает сомнения демократический характер иранской революции 1978-79 годов; можно спорить, насколько адекватно определение тех событий как революции буржуазно-демократической и до какой степени в ней была сильна социалистическая составляющая. Большинству компетентных наблюдателей очевидно, что успех аятоллы Хомейни во многом был обеспечен "заимствованием" и "исламизацией" лозунгов почти всех иранских политических движений — от либерально-националистических до коммунистических. Поэтому отождествление идей аятоллы Хомейни с демократическими лозунгами не должно удивлять.

У человека, привыкшего смотреть на мировые процессы через призму политических штампов ("цветные революции, направляемые из Вашингтона" и пр.), могут возникнуть сомнения в искренности слов Мусави и других лидеров оппозиции. Тем не менее, трудно найти какие-либо обстоятельства в их политической биографии, которые заставили бы сомневаться в их искреннем стремлении "оживить истинные идеалы исламской революции". Более того, не приходится особо сомневаться и в словах упомянутой выше Захры Эшраги, утверждавшей, что ее дед, будь он жив сейчас, одобрил бы отмену обязательного ношения хиджаба и демократизацию страны. Не случайно большинство комментаторов, задающихся вопросом, как поступил бы основатель Исламской республики на месте нынешнего рахбара, уверены, что аятолла Хомейни давно бы уже отменил официальные результаты выборов. Принципиальное отличие Хомейни как политического деятеля от тех, кто правит исламской республикой ныне, заключается в том, что покойный аятолла унаследовал от своих учителей присущую традиционному иранскому духовенству чуткость к народному мнению. Последние события показали, что нынешнее руководство начисто лишено этого качества.

Фотография взята с сайта nnm.ru.

(P,M)