Михаил Делягин: Я думаю, что особенности экономики Кавказа отражают как специфику сложившихся там обществ, так и специфику сложившихся там политических структур. Понятно, что кавказские общества и кавказские структуры отнюдь не однородны, а следовательно, и экономика достаточно вариативна. Чечня – одно, Северная Осетия – совсем другое, Адыгея – третье. Здесь требуется использовать дифференцированный подход.

 

Смотрите, в Адыгее адыгов исходно меньше четверти, и поэтому там не было этнических чисток, т. е. оттуда не изгнали русских. В Северной Осетии этого не произошло по иным причинам: в силу наличия соответствующей политической воли у руководства республики и достаточно толерантного отношения общества в целом к русскоязычному меньшинству. В некоторых других субъектах – где жестче, где мягче – этнические чистки имели место. Можно, конечно, назвать это выдавливанием, придумать иные определения. Наиболее корректным считается термин "дерусификация", но от названия суть явления не меняется.

 

Конечно же, я далек от мысли, что это делалось по команде сверху. В первую очередь, бегство русских было реакцией на ухудшение условий жизни, но и ухудшение условий соседства тоже сыграло свою роль.

 

М. Д.: Самое прямое. Значительное число специалистов не принадлежало к коренным национальностям. Их выезд усилил процесс архаизации экономики, резко сократилось количество относительно квалифицированных рабочих мест, соответственно, выросла аграрная безработица, которая, строго говоря, на Северном Кавказе была и раньше. Но в меньших объемах.

 

Если искать какие-то общие черты, то навскидку они таковы: это регионы, которые живут исключительно за счет федеральной помощи. И не так важно, через какие испытания пришлось пройти той или иной автономии. Почти везде объем федеральной помощи если не равен размерам республиканского бюджета, то, по крайней мере, стремится к этому. К сожалению, сейчас закрыли статистику, которая раньше была доступна, но вот вам такой пример: доля федеральных трансфертов в бюджете Дагестана составила почти такой же процент, как в бюджете Чечни. В общей сложности более 90 %.

 

Очень высок уровень коррупции, причем ее можно назвать домашней, т. е. свойственной традиционным обществам, в которых зачастую родовые, неформальные, внегосударственные интересы определяют характер экономических отношений. Здесь во многом действуют еще досоветские традиции.

 

Это осложнено коррупцией федеральной, что ведет к разрушительным последствиям. Я думаю, что происходящее сегодня в Ингушетии можно в том числе объяснить и чрезмерной коррупционной нагрузкой.

 

То есть эти регионы всецело зависят от финансовой поддержки федерального центра. При этом нет никаких признаков того, что там сложится жизнеспособная модель экономики, которая когда-либо сможет существовать самостоятельно.

 

Наблюдается некий симбиоз. Власти этих республик стараются минимизировать проблемы для федерального центра, связанные в том числе и с преступностью, ну а федеральный центр за это дает деньги и закрывает глаза на то, как эти деньги расходуются.

 

 

М. Д.: Для того чтобы появилась жизнеспособная экономика, нужны две вещи. Во-первых, необходимо искоренить коррупцию хотя бы на федеральном уровне. Можно ли ее искоренить на уровне культуры местного управления - вопрос дискуссионный. Я думаю, что можно, но для этого понадобится много времени – одно-два поколения как минимум. Но на федеральном уровне это точно можно сделать, однако для такого шага требуется политическая воля и готовность идти на определенные неудобства, а может быть, и жертвы.

 

Во-вторых, давайте зададимся вопросом: что могут производить эти территории? Ну хорошо, сельскохозяйственную продукцию. Но наше сельское хозяйство находится под ударом со стороны внешних конкурентов, и государство не намерено прилагать сколько-нибудь значительные усилия для защиты отечественного производителя. Северная Осетия и Дагестан нашли себя в производстве винно-водочных изделий, но это не та отрасль, которая может поднять экономику. Туризм? Для его развития нужно обеспечить не просто стабильность, не просто доброжелательное отношение со стороны населения к приезжим, но и минимальную инфраструктуру.

 

В советское время конкурировать было не с кем, а сейчас приходится конкурировать со всем миром. И даже с тем же Крымом, несмотря на все его проблемы, северокавказский регион конкуренции не выдерживает. Но и туризма, даже если его удастся наладить, не хватит.

 

Я допускаю, что если будет разработана модель территориального развития, план размещения производительных сил, то ситуацию удастся изменить. Этот план пытаются сложить уже много лет, но о его комплексности говорить не приходится. С одной стороны, есть проблемы местные, общественного характера, с другой стороны, проблемы экономические, поскольку и советская экономическая модель, и сегодняшняя российская обрекают этот регион на аграрное перенаселение. Это безработица, которая сидит на месте и никуда не уходит.

 

М. Д.: Мне всегда было интересно, где проходит граница Северного Кавказа. Южное Бутово – это Северный Кавказ? Но там проживает довольно много выходцев с юга России. А Северное Бутово? Ведь и там немало уроженцев Северного Кавказа. Если мы построим новую "берлинскую стену", мы, наверное, сможем отгородиться территориально, но люди все равно будут приезжать, у них здесь родные, бизнес. Что, проводить этнические чистки? Ну извините! Я надеюсь, что при всех недостатках нынешней российской власти до обсуждения подобного бреда дело не дойдет никогда.

 

Соответственно, нужно окультуривать, я прошу прощения, если кого-то обижу, цивилизовывать эти регионы. Вести ту работу, которую не смог довести до конца Советский Союз.

 

Да, эта территория действительно тормозит модернизацию, но если мы сбросим все регионы, которые ей мешают, то модернизировать будет нечего. И давайте скажем прямо, что главное препятствие в развитии - это Москва, рассадник бездельников и бюрократов, источник коррупции и прочих приятных вещей. Плохому танцору мешают ноги, а когда он начнет их обрезать, то остановится, только когда дойдет до ушей.

 

 

М. Д.: Давайте я приведу простой пример, насколько ситуация в республике непроницаема для исследования и понимания. Берем статистику по жилищному строительству. В 2006 году обеспеченность жильем в Чечне составляла 4 кв. м. на душу населения при средней по России 21,2 кв. м. Понятно, что это ахинея, так не бывает.

 

 

М. Д.: Едва ли разрушения носили такой характер. Между 21 кв. м. и 4 кв. м. колоссальная разница, почти 80 %, притом что обеспеченность жильем в Чечне всегда существенно превышала общесоюзные показатели. Мы что, должны предполагать, что 80, а то и более процентов жилого фонда в Чечне было уничтожено? Этого не может быть. Я подозреваю, что все чеченцы, проживающие на территории России, были автоматически учтены при расчете этой цифры. Ну или она была составлена как-нибудь иначе, ее просто взяли, что называется, с потолка.

 

Такие же недостоверные данные и по другим показателям. По статистике Росстроя в 2007 году строительство жилья в Чечне падает более чем на 40 %, в 2008 оно растет, но все работы производятся на средства населения. А нам по телевизору периодически показывают радостных новоселов, новые дома, квартиры, в которые въезжают люди.

 

Нам вроде бы известно, что там ведется какое-то строительство, и именно за счет государства. Какого государства, мне непонятно? Я могу предположить, что это строительство ведется без оформления в соответствии со всеми дурацкими нормативными актами, действующими в России, и тогда статистики просто выходят из положения, формально учитывая это жилье как возведенное на собственные средства населения.

 

Даже по таким простейшим проблемам вопросы сегодня задавать некому. Остается совершенно непонятным, каким образом чеченская государственность, построенная за последние годы, будет срастаться или хотя бы взаимодействовать с российской государственностью. Ясно, что это две разные вещи.

 

 

М. Д.: Это теневое налогообложение, но справедливости ради надо сказать, что оно носит централизованный характер, потому как когда по всей России непонятные группы неидентифицируемых граждан занимаются "крышеванием", рассказывая, какие замечательные погоны на них надеты. Это по сути то же самое.

 

М. Д.: Несомненно, Кадырову удалось добиться больших хозяйственных успехов, чем основной части российских губернаторов, управляющих относительно благополучными территориями. Это феномен диктатуры, которая в краткосрочной перспективе экономически более эффективна, чем демократия. Я имел удовольствие сравнивать экономические показатели российской и белорусской экономик и могу сказать, что сравнение сильно не в нашу пользу.

 

Проблема, на самом деле, не в том, что Кадыров как-то неправильно себя ведет с точки зрения демократии, а в том, что он выработал экономическую модель, которая успешно работает в Чечне. И как эта модель будет срастаться с остальной Россией - вопрос открытый. Если ее через какое-то время начнут ломать, то Чечня вновь может погрузиться в нищету и убожество. А это в свою очередь чревато новыми потрясениями, и для России в том числе.

 

 

М. Д.: Да, там вечный вопрос, отдадут ли Чечне ее собственную нефть. Это действительно один из ключевых моментов в отношениях Москвы и Грозного, поскольку, если Россия нефть отдаст, она сделает необратимый шаг к утрате контроля за республикой.

 

 

М. Д.: Потому что сейчас Чечня крайне зависима от российской нефтепереработки. Продавать сырую нефть чрезвычайно невыгодно. Собственных заводов у республики не осталось, "самовары", которых к тому же сильно поубавилось в последние годы, не способны обеспечить ни нужный объем, ни качество того же бензина. То есть посредством собственной нефти Чечня как-то интегрирована во внутрироссийское разделение труда хотя бы в отношениях с соседними республиками, и не только на уровне денег, но и продуктов, без которых она не может существовать.

 

Если нефть станет собственностью Чечни, то ее руководство сможет зарабатывать "белые", легальные деньги, ради которых не нужно будет никого ни о чем просить, никому угрожать. Это раз.

 

Второе. Если при этом удастся наладить производство бензина на своей территории, то степень зависимости от других регионов снизится качественно - до степеней, которые позволят чеченскому руководству обеспечить себе (не обязательно народу) полную независимость.

 

 

М. Д.: Недра должны принадлежать государству, то есть федеральному центру, у нас не конфедерация, а федерация. Субъект получает свою долю, но только из рук центральной власти. Это один из наиболее эффективных рычагов управления. Он, может быть, несправедлив, неудобен для региональных элит. Я думаю, что люди из Ханты-Мансийска недовольны таким положением вещей не в меньше степени, чем чеченцы, но только так можно обеспечить распределение ресурсов между богатыми и бедными регионами.

 

Если природные ресурсы будут принадлежать тому субъекту, где они расположены, кто, скажите, добровольно примет на себя обязанность кормить соседние бедные территории? Понятно, что это прямой путь к скорейшему развалу государства.

ФОРУМ

- - - Нет сообщений - - -